Копченое яйцо – иллюстрацияЖил на свете один молодой офицер. И пришлось ему со своей ротой стоять в глухих лесных местах. Живут, службу служат – ничего.

 И вот перевелся у них русский табак – махорка, значит.

 Что тут делать? Собрал он свою команду – пять молодых солдат – и говорит:

 – Ну, братцы, как мы теперича без русского табаку жить будем? Надо нам как-нибудь наживать. А коли нельзя – так напишем приговор, подпишем и уйдем.

 Они так и сделали. Написали приговор и все пятеро подписались.

 Офицер и говорит:

 – Ну, братцы, этой ночью, как можно не спите. Соберите одежу свою и отправимся.

 Вот они стали собираться, а другие солдаты спрашивают:

 – Это вы на что платье свое сбираете?

 – Так что надо нам это все завтра утречком к прачке снесть.

 Ну к прачке, так к прачке. Их больше и не спрашивают.

 И вот пробило двенадцать часов. Караульный задремал. Они вышли за ворота, поклонились на все четыре стороны и пошли себе.

 Офицер этот и говорит:

 – Ну, братцы, куда же мы пойдем?

 Солдаты отвечают:

 – Пойдемте в лес, чтобы нас никто не видал, а не то увидят, дак поймают.

 Пошли лесом – сначала по тропочке, а потом и тропинка потерялась. Без дороги идут.

 Шли, шли. Видят – в самой чащобе стан стоит. И стан этот весь землей оброс.

 – Зайдемте, – говорят, – братцы! Отдохнем малость – поутомилися.

 Зашли в стан. Разложили огонек, наварили кой-какой пищи в котелках своих и пообедали. Все бы хорошо, одно плохо: после обеда еще пуще курить охота. Снарядились они поскорей и дальше пошли.

 Лес кругом густой стоит, а меж дерев – глядят – дорожка вьется.

 Офицер и говорит:

 – Пойдемте, братцы, по этой дорожке, посмотрим, куда она ведет.

 Пошли. Идут-идут, конца-краю ей нет, дорожке этой самой.

 Наконец, выходят на поляну, а поляна вся, как есть, дровами заложена – земли не видать. Ну, словно биржа какая! Стенка за стенкой.

 Вот они пробираются меж поленницами и видят: в этих дровах, в самой середине, сложена печка. И пламя из этой печки так и чешет, так и бьет, а никого около нету. Прямо – диво!

 Офицер глядел-глядел и говорит:

 – Ну, братцы, вы как желаете, а я тут и остался. Хочу я узнать, что это за печка такая. Кто со мной?

 Никого нет. Не хотят солдаты в лесу оставаться.

 – Пошли, – говорят, – за табаком, дак надо идти.

 Офицер не спорит.

 – Ладно, – говорит,– ступайте, куда собралися.

 Дал он им хлебца, деньги дал, сколько было захвачено, и отпустил их.

 Они все пятеро и пошли. А он остался.

 Ходит меж дров – похаживает, – никого не видать.

 А время к вечеру двигается. Уж и ночь близко. Туман поднялся – похолодало.

 Офицер думает:

 «Дай-ка я дров подкину да в печи помешаю».

 Выбрал он поленце посуше, другое, третье, заслонку открыл – и давай подбрасывать.

 Пламя в печи так и заревело.

 И тут, – глядь, – появляется из-за печки мужик. Появляется и спрашивает:

 – Чего тебе надо, человек?

 Ну, офицер сразу и говорит:

 – Как это «чего надо»? Пить и есть хочу.

 Мужик повернулся и сейчас приносит узел. Большой узел – завязан в скатерке.

 Развязал около печки, на дровах скатерку разостлал.

 – Ну, – говорит, – садись, офицер! Ужинай!

 Тот сел и давай за обе щеки закладывать. После ужина губы утер и спрашивает:

 – А что, дяденька, нет ли у тебя табаку русского?

 Мужик головой покачал и говорит:

 – В здешнем месте табаку нажить трудно.

 Офицер этот и говорит:

 – Что ж так? Отчего?

 – Да оттого, что больно уж далеко отсюда до жилья человечьего. Я-то ведь не такой человек, как ты. Я – полуверующий.

 Испугался офицер, а тот говорит:

 – Не бойся, добрый человек! Я тебе ничего не сделаю. А вот останься-ка ты здесь да протопи мне эту печку год. Я тебе четверку табаку предоставлю. И спичек цельный коробок. И бумаги – на копейку.

 Подумал офицер и взялся шуровать эту печку за четверку табаку да за коробок спичек.

 А полуверующий ему говорит:

 – Смотри, брат, чтобы печка у тебя хорошо топилася. Там, в трубе, яичко подвешено. Надо его дочерна прокоптить. Твое дело простое – поддавай жару да шуруй, поддавай да шуруй. А в трубу не заглядывай.

 Ладно. Уговорились. Остался офицер в лесу и целый год безотлучно жил меж поленниц – спал на дровах, ел на дровах. Два дела делал – дрова в топку метал да золу выгребал. Тут и вся забота, тут и вся радость.

 Вот один только день остался ему до конца службы. Он и раздумался.

 – Дай-ка посмотрю, прокоптилось это самое яичко или нет.

 Только заглянул в трубу – опять появляется из-за печки тот мужик-полуверец – и спрашивает:

 – Ты что – смотрел в трубу?

 – Нет, – говорит, – не смотрел.

 – Нет, смотрел!

 – А ты почем знаешь, что я смотрел?

 – А потому и знаю, что яичко уже черное было, а теперь опять белое стало. Еще, братец, шуруй год! Если этот год прошуруешь, я тебе две четверки табаку принесу и бумаги на две копейки и спичек два коробка.

 Офицер подумал и остался в лесу еще на год.

 Вот и второй год к концу подходит.

 Еще день – и службе конец.

 Подложил офицер дровец напоследок и думает:

 «Дай-ка я хоть в трубу загляну, погляжу – готова ли моя работа».

 Только заглянул – яичко опять белое стало. Хоть сначала начинай.

 Рассердился офицер, протянул руку и хотел это яичко сорвать. И вдруг слышит, – будто кто на ухо ему сказал:

 – Не тобой повешено, не тобой и сорвется.

 Он туда-сюда глядит, – кто сказал? Никого не видать. А тут опять появляется этот его хозяин, мужик-полуверец.

 – Не вытерпел? – спрашивает. – Поглядел в трубу?

 – Так точно, – говорит офицер. – Не вытерпел. Поглядел.

 – Ну, ладно уж. Вот тебе табак, спички и бумага. Не за труды, не за грехи, а за то, что сам сознался. Придется тебе, видно, еще год у меня пожить, яичко докоптить. Останешься, что ли?

 – Что ж, можно, – говорит офицер.

 – А сколько ты за этот год возьмешь?

 – А вот яичко докопчу, тогда и скажу.

 – Ладно, копти.

 Мужик опять за печкой пропал, а офицер сел на чурбачок и давай свое дело делать – поленья в огонь метать да в печи шуровать.

 День за днем идет. Сжег офицер за три года шесть тысяч кубов. Осталось ему один день прослужить.

 Вот он сидит перед печкой и думает:

 «Что же мне за службу мою спросить?»

 День думал, ночь думал, ничего не придумал. А утром является к нему полуверец и спрашивает:

 – Ну, говори, чего тебе надо за твою службу?

 Поглядел на него офицер и отвечает:

 – Дай мне то яичко, что я коптил.

 – Нет, – говорит хозяин. – Этого лучше и не проси. А вот – хочешь – я тебе мешок золота да мешок серебра дам?

 – Нет, – отвечает офицер, – мне денег не надо.

 – А хочешь три четверки табаку, три коробка спичек да бумаги на три копейки?

 – Как не хотеть! – говорит офицер. – А только не возьму я ни табаку, ни бумаги, ни спичек. Дай мне то яичко, что я коптил.

 – Нет, голубчик, не дам я тебе этого яичка, – говорит полуверец.

 – Ну, коли не дашь, так мне ничего не надо.

 Поклонился и пошел себе.

 Только отошел немного, окликает его полуверец.

 – Эй, человек, вернись!

 Он вернулся.

 – Ну, скажи ты мне все-таки, сколько тебе нужно за твою службу?

 – Дай мне то яичко, что я коптил, и ничего я с тебя боле не спрошу.

 – Да на что оно тебе так понадобилось?

 – Нужно, – говорит офицер. – Посмотрю я на него и буду знать, за что я три года в лесу прожил, на дровах ел, на дровах спал, шесть тысяч кубов на угольки пережег.

 Ну, тот руку в трубу запустил, сорвал яичко и подает ему.

 – Жалко, – говорит, – а, видно, придется отдать. Уж больно ты хорошо в печи шуровал. Так и быть – бери копченое яичко и ступай себе. А коли дорогой будет у тебя какая неустойка, вспомни про меня. Я тебе помогу.

 Взял офицер яичко, положил в карман и пошел. Три дня голодом шел. На четвертый уж и ноги не несут. Стал он по карманам шарить, не завалялась ли где корочка какая.

 Шарил-шарил, ничего в карманах нет. Только яичко.

 «Дай, – думает, – хоть не съем, так посмотрю».

 Вытащил яичко из кармана, смотрит, а это не яичко вовсе, а так – уголек.

 Ну, он рассердился – ажно до слез.

 – Обманул меня, что ли, полуверец проклятый? Разве это яйцо? Это – уголь!

 Размахнулся и хлопнул его об землю. Глядит, – что за чудо? Только уголек в землю, явилась перед ним барышня, да такая, что лучше и на свете не бывает.

 – Ну, – говорит, – спасибо тебе, офицер, что избавил ты меня от долгой муки. Кабы не ты, мне бы век целый в трубе висеть да черным дымом дышать.

 Он обрадовался. Не зря, выходит, три года перед печкой сидел да угли мешал.

 А она спрашивает:

 – Скажи мне, добрый человек, кто ты есть и как сюда попал?

 Он рассказывает:

 – Так и так. Офицером был, служил в этих местах. Да вот не стало у нас в роте табаку. Мы собрались вшестером и пошли табаку искать.

 – А где же те пятеро?

 – Да за табаком пошли. Я один остался. Уж больно мне узнать захотелося, что это за печка такая.

 – Ну, счастье твое, что остался, – барышня говорит. – Я тебе за все отплачу – доволен будешь. Поедем скорей к моему отцу.

 Он говорит:

 – Поедем.

 А сам думает: «Легко сказать, «поедем», да вот ехать-то на чем? Кругом лес густой, до жилья далеко, и в какой оно стороне – вовсе неведомо».

 Пригорюнился офицер.

 – Эх, – говорит, – коли бы не ушел от печки на три дня ходу, вернулся бы да спросил у старика того, полуверующего, чем тут делу пособить. Как ни говори, а он тут здешний...

 И только он это подумал, появился перед ним на поляне серый конь, будто из земли вырос.

 Смотрит, только не говорит: садитесь – свезу!

 Погладил его офицер и думает:

 «Мне-то хорошо, а барышне неловко будет. Вот не догадался старик тарантас подать».

 Глядь – откуда ни возьмись – тарантас является. Колеса красные, гвоздики медные, – смотреть весело.

 Ну, запрег коня, усадил барышню в тарантас.

 – Куда, – говорит, – ехать?

 А она отвечает:

 – Этот конь лучше нас дорогу знает. Пусти его по вольной воле. Привезет, куда надобно.

 Он так и сделал.

 Бросил вожжи, а серый конь как с места взял, так и покатил. Где бы месяц идти, он, может, в час один домчал.

 Вот уж и город видать. А Серый так и летит, так и летит – нигде не приворачивает.

 Катит серединой города, по главной улице, и останавливается перед одним домом. А дом этот самый хороший в городе, и живет в нем богатейший купец с женой. Вдвоем живут, без детей, без внучат. Была у них дочка, да еще из люльки потерялась. И следов не нашли. Вот этот купец со своей хозяйкой смотрят в окно и видят – остановился перед ихними воротами тарантас. Серый конь в него запряжен, и сидят в тарантасе офицер молодой и барышня-красавица.

 – Мать, а мать, – купец говорит. – Погляди-ка, вот такой самый тарантас пропал у нас лет пятнадцать назад. И колеса такие были, и гвоздики.

 – Твоя правда, отец, – говорит купчиха. – И конек будто наш. Помнишь, из конюшни у нас такого конька свели. Погляди-ка, – и лысинка на лбу, и на спине ремень...

 – И девицу я эту будто где видел, – говорит старик. – То ли во сне, то ли наяву, – то ли это она на тебя похожа, как ты молодая замуж за меня шла.

 Купчиха так и охнула.

 – Ох, дак ведь это, надо быть, дочка наша, что из люльки пропала. Никто как она.

 Выбежали они оба на улицу и давай дочку обнимать, целовать. А та говорит:

 – Вот, маменька, кабы не этот человек, что в тарантасе сидит, не видать бы мне свету белого. Три года он из-за меня в лесу один-одинешенек жил, три года спины не разгибал, снов не досыпал, и ничего за все свои труды не взял, только меня взял.

 Отец с матерью спрашивают:

 – Как же его за труды наградить?

 А дочка отвечает:

 – Повенчайте нас с ним, и буду я ему женой верною, а он вам будет заместо сына и наследника.

 – Что ж, доченька, это можно. Сыновей у нас нету.

 Ну, повенчали их, свадьбу справили, и говорит купец зятю:

 – Вот что, зять милый, подписываю я под тебя все свои магазины и лавки, склады и погреба, корабли и подводы. Правь ты наши дела, а мне и отдохнуть пора.

 – Ладно, папенька, – говорит офицер. – Управимся. Только надо мне хороших приказчиков нанять. Нет ли у вас в городе таких-то пятерых солдат, из такой-то роты, такого-то полка? Нужно мне их разыскать.

 – Нужно, так нужно.

 Послали сыщиков солдат разыскивать, – по пристаням да по баржам, по трактирам да по ночлежкам, по дворам да по задворкам. День искали, два искали, на третий день нашли и приводят всех пятерых к офицеру.

 Узнали они начальника своего, сплакали – да в ноги ему:

 – Ты уж прости нас, Иван Васильевич, что мы тебя в лесу одного бросили. Виноваты, дак и каемся. Теперь – хочешь, не хочешь, на час от тебя не отстанем. Хватили мы без тебя всячины – и холоду, и голоду.

 – А табаку нажили?

 – Какое – нажили! И дыму не нюхали.

 – Ну, когда так, поставлю я вас всех в приказчики. Одну службу вместе служили, и другую послужим.

 Они рады-радешеньки.

 – Куды хошь ставь, только не бросай. А уж мы тебе угодим.

 Ну он так и сделал – поставил их всех приказчиками, а сам сел хозяином.

 Вот когда нажили табаку, спичек, бумаги! Вот когда курят!