Недаром люди говорят: в деньгах сытости нет. Сколько жадному ни дай, все ему мало. Вот и выходит, что жадный-то бедней бедного. Бедный недоспит, потому что работы много, а жадный – потому, что заботы много. У бедного все хозяева – и писарь, и староста, и поп. А у жадного один хозяин – черт, попросту сказать, жадность евонная.
В наших краях, рассказывают, будто жил на селе мужик один, такой до монеты любитель, что и сказать нельзя. Он деньги своим людям в рост давал и очень от того богател.
Под старость скопилась у него цельная бочка золота.
Вот раз осенью, ночью, в самую глухую пору, постучались у него под окном.
Проснулся он, подходит к оконцу.
– Кто там? – спрашивает.
Никто не отзывается.
Он думает: помстилось, должно. И опять лег.
Только задремал, как застучат в ставень! Да так грозно – ажно все окно задрожало.
Испугался мужик. Приподнялся, думает: «Дело неладно! Уж это не ограбить ли меня хотят?»
Снял со стены ружье, зарядил пулей. А сам под стенкой стал.
«Чуть что – выстрелю!»
Стоит мужик, ждет. Тихо кругом, ничего не слыхать, окромя ветру. А ветер в трубе воёт-воёт, осенняя пора, непогодь!
Вдруг опять стукнуло в окно, будто кулаком ударили.
Он сейчас окно настежь, да и выпалил, куда попало, в темную ночь.
«Промахнулся ай нет?»
А под окном как захохочет...
Обмер мужик со страху, и скорей окно запирать. Да не тут-то было!
С той стороны держит ставень рука и не пускает закрыть. Мохнатая, вся в шерсти, а пальцы толстые, крепкие... Ох, не попасть бы в такие руки!
Мужик со страху храбрый стал. Схватился за нож – руку резать, да и увидел под окном рожу.
И как увидел? – сам не поймет. Темно вокруг, что в мешке, а ее все равно видать, словно своим светом светится. Волосья рыжие, как огонь (от них, должно, и свет), а глаза оловянные, а сама черная, корявая, будто воспой изрытая.
И спрашивать не надо, кто такой есть. Сразу видать – черт!
Стоит мужик, будто к полу прилип, а черт пальцем его поманил и говорит:
– Пойдем, брат, пойдем.
Тот и не хочет, а идет. Вышел на крыльцо. Взял его черт за левую руку и повел.
Приходят к реке. Черт говорит:
– Ну, вот что. Ты, слыхать, бочку золота накопил. Дело хорошее! Отдай-ка ее, братец, мне! Я ведь наживать-то помогал – никто другой. А не отдашь, в воду столкну! Выбирай! Я тебя не неволю.
Мужик туда-сюда, не отговориться ему.
– Ладно. Отдам. Завтра приходи...
Усмехнулся черт.
– Уж приду – не сомневайся! – и нырнул в воду. А мужик домой побрел.
На другую ночь и не ложится бедняга. Страшно ему, а пуще страху – денег жалко. Кажись бы, кровушку всю капля по капле легче отдал, чем золото свое разлюбезное. Да делать нечего – сидит, ждет. И дождался. Как стало вовсе темно, так и застучало у него под окном.
Плачет мужик, а выносит на крыльцо бочку заветную.
Черт ее сразу на плечо. Взвалил и понес. А мужик сзади плетется, будто его к той бочке веревкой привязали.
Принесли на берег. Черт нырнул в самую глубину и вытащил оттуда железную цепь. Обмотал бочку и спустил в воду.
Ушла бочка на дно. Стоит мужик на берегу, смотрит на тое место, где богатство его скрылось, и с места ему не сдвинуться.
Поглядел на него черт, усмехнулся.
– Крепко же тебя, – говорит, – к этой бочке прикрутило. Ну, ладно, бери! – и подает ему горсть золота. – Это тебе за верность. Только смотри – держи язык за зубами. Не то пожалеешь.
И потонул в реке.
А мужик пришел домой и запил с горя.
День пьет – молчит. Другой день пьет – молчит. А на третий день одолело его вино.
Он возьми да и проболтайся по пьяному делу одному приятелю-куманьку. Этот – пьяненький – жалобится, а тот – пьяненький – жалеет. Сидят, вино льют, слезы проливают, черта нелегким словом поминают.
Ну, оно будто и полегче мужику стало. Отвел душеньку, да и собрался домой. И кум с ним. Вдвоем из кабака пошли.
Только завернули за угол, а навстречу им человек – будто знакомый, и зовет в гости.
– Выпили, – говорит, – без меня, опохмеляться ко мне пойдем. Мое вино крепче здешнего. Ужо попробуете.
Они и пошли. Идут, идут... Все никак до места не дойдут... Устал этот приятель-куманек, еле ноги волочит. Раззевался он... – Ох-ох-о! – и перекрестил рот.
Только опустил руку, смотрит: батюшки-светы! Да что ж это? Бредет он с берега в реку, уж по колена в воде, а сосед его – вот что бочкой-то прежде владал – и того глубже.
Он его звать, окликать:
– Стой, брат! Стой!
Да какой там! Тот и не слышит. Идет, идет, будто его на цепи тянут. Так и ушел под воду.
На другой день нашли его на берегу. Лежит мертвый, весь цепями железными обмотан, и к шее пустая бочка прикручена.
Взяли его да тут же на берегу и схоронили.
Рассказывают люди – кто в полночь мимо того места шел, слыхал – спорят на могиле двое.
Мужик говорит:
– Что ж ты, окаянная твоя душа, – опять обманул? Угостил, да и отпустил ни с чем? А золото мое где? Бочка-то ведь пустая!
А черт отвечает:
– Что тебе полагалось, то сполна получил, да еще и с прибавкой. Квит!
Были, которые пробовали бочку эту самую со дна достать. Ну, это дело немыслимое! Один рыбак уж совсем было вытащил ее, проклятую, – в лодке была, – так черт его вместе с лодкой под воду утащил. Пропал парень! И на дне не нашли.
А черта на том месте часто видают – сидит на камне и бороду медным гребнем расчесывает. А гребень, говорят, в добрую сажень, никак не мене.