Деммени Евгений Сергеевич (12. III. 1898 – 23. I 1969) Заслуженный артист РСФСР (1934). Кукольник, актёр, теоретик, историк, режиссёр театра кукол. Участник Гражданской войны. Общественный деятель: зам. председателя советской секции УНИМА, член жюри Международного фестиваля кукольных театров в Бухаресте в 1958 году.

   Один из основоположников советского театра кукол, содействовал подъёму профессиональной культуры этого вида театрального искусства, разработке методологических проблем кукольного спектакля. Вёл педагогическую работу. Прототип папы Карло из «Золотого ключика» Алексея Толстого.

  Родился в Санкт-Петербурге в семье чиновника Министерства Двора. Закончил Николаевский кадетский корпус, офицерские курсы Пажеского корпуса. Участвовал в Первой мировой войне в чине прапорщика. С декабря 1917 года в Красной Армии. В 1918 году начал выступать как актёр-любитель.

  После демобилизации в 1922 году, вернувшись в Петроград, поступает на техническую должность в Театр юного зрителя. 

Случайная покупка им старинных кукол в комиссионном магазине, подсказала идею создания «Театра Петрушки». С этого началась формироваться уникальная коллекция театральных кукол, игравшие в его первых постановках – Арлекинада и Поцелуй Коломбины. Это были авторские работы замечательных скульпторов и резчиков по дереву. Среди них – марионетки, приобретённые у народных кукольников и ручные куклы французского театра конца XIX века. Важно отметить значительную роль режиссера Евгения Деммени в возникновении, становлении отечественной профессиональной драматургии театра кукол. 

Еще в 1924 году, будучи молодым актером-любителем, он организовал и возглавил в Ленинграде театр кукол-петрушек. 14 января 1924 года показывает первые небольшие петрушечные представления: «Петрушка», «Арлекинада». Он стремился найти для драматических пьес и произведений русской и зарубежной классики, адекватное сценическое решение. Одновременно он и открывал для зрителей старые, неизвестные его современникам кукольные пьесы, и привлекал к драматургии театра кукол новых талантливых авторов. С осени 1925 года по приглашению А. Брянцева «Театр Петрушки» входит в состав Ленинградского ТЮЗа. 

Уже в 1927 году о «Театре Петрушки» Евгения Деммени писали такие ученые, театроведы, как С. Мокульский, С. Дрейден, Н. Бахтин, А. Пиотровский. Н. Бахтин отметил, что «заслуга инициатора и руководителя «Театра Петрушки» не только в том, что он сумел собрать вокруг себя столько мастеров и любителей своего дела, но и в том, что он создал особую разновидность Театра Петрушки, какой до него не было» .

Среди лучших режиссерских работ Евг. Деммени – «Принц Лутоня» В. Курочкина, «Свадьба» А.Чехова, «Ссора Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем» по Н.Гоголю, «Гулливер в стране лилипутов» по Дж. Свифту, «Проказницы Виндзора» У.Шекспира, «Лекарь поневоле» Ж.-Б.Мольера. Именно Деммени привлек в свой театр и С.Маршака, и Евг. Шварца. Результатом этого содружества стали их пьесы для кукольного театра: «Багаж», «Петрушка-иностранец», «Кошкин дом», «Красная шапочка», «Кукольный город» и другие. 

Коллектив театра принимал участие в создании первого в истории российского и европейского кино игрового кукольного фильма - первого «петрушечного» кинофильмв «Макс и Мориц» (1928) где он был режиссером и сценаристом.

В этом же году началась и его концертная деятельность. По инициативе художественного руководителя Ленинградского мюзик-холла Г. Венецианова. Им был поставлен эстрадный номер «Политбалаган» (автор А. Флит) – памфлет на международные темы. Он был показан более 50 раз и текст изменялся в соответствии со злобой дня. 

   В 1930 году театр объединился с Театром марионеток художницы Любови Васильевны Шапориной-Яковлевой (1879 – 1967) и получил название – Ленинградский кукольный театр под руководством Евгения Деммени, где он выступал как актёр и режиссёр. Ставил спектакли для детей и взрослых, впервые осуществил постановку пьес С.Я. Маршака, Е.Л.Шварца для театра кукол.  

Евг. Деммени неутомимо создавал новый репертуар, привлекая все новых и новых авторов. Ему же принадлежит и идея организации конкурсов на лучшую пьесу театра кукол. В 1926 году в газете «Рабочий и театр» публикуется информация о том, что «Театром Петрушки» объявлен конкурс на сочинение кукольной пьесы для зрителей от 5 до 7 лет, с продолжительностью спектакля не менее получаса и не более часа. Были также назначены премии за лучшие пьесы – 150 и 75 рублей. 

Большинство последующих номеров строились на танце и пантомиме: «Танец диких», «Танцевально-акробатическое трио», «Танго смерти» и др., осмеивавшие эстрадные стереотипы.

   В пародийном спектакле «Наш цирк» он начинает работать с марионетками. Он разрабатывает систему кукол в зависимости от драматургии. Эстрадные спектакли включают в себя много музыки, вокальных и танцевальных номеров. Отсутствие занавеса, использование игра с вещами, увеличенными в размерах по отношению к кукле («вещественная гипербола»).

   В «темпераментном» «Цыганском танце» рука артиста становилась телом танцовщицы, гибкость кисти создавала впечатление гибкости ее тела. Точность пантомимического рисунка позволяла почти без слов сыграть сценку «Хирургия» по А. Чехову (куклы М. Артюховой). Лирико-пародийный характер носил номер «Секретарь и обезьяна» (текст Ю. Гауша, куклы В. Форштедт, 1934).

   Среди пародийных номеров «Анна Каренина», 1936, «Культурное наследие» и «Оптимистическая симфония», 1940. Особенно долгую и счастливую жизнь имела «12-я рапсодия», («Пианист», кукла Артюховой, 1939).

   Клоунская резкость пластики, приемы буффонады, близкие театру Петрушки, отличали его эстрадные номера. Сохранив основу веселого, озорного мастерства «петрушечников», придал древнему искусству новое качество, «облагородив» и осовременив его с помощью мастерства художников-кукольников, сценической музыки, света, мира современных вещей и др.

   С января 1937 руководил Ленинградским государственным кукольным театром. Во время Великой Отечественной войны, вместе с театром пережил самые трудные месяцы ленинградской блокады, потеряв одного из ведущих воспитанных им молодых актеров Заслуженного артиста РСФСР Михаила Михайловича Дрозжина.

   Его куклы экспонировались на Международной выставке в Праге и Париже (1928). Были удостоены серебряной медали на Всемирной выставке в Брюсселе в 1958 году. Награждён двумя орденами.

 

 

 

    Я был нервный ребенок. Такой нервный, что когда приходило время ехать в отпуск на Запад - накануне у меня прыгала температура в 39°. Родители чернели лицами. Единственный терапевт был в гарнизонном госпитале. Ближайший педиатр - в районной больнице. Они рассматривали анализы и рентгеновские снимки, щупали желёзки и слушали легкие - и разводили руками. Неясный диагноз особенно тревожен...

А дороги - неделя на поезде. Лайнеры еще не летали, авиация была относительная. Лучшие доктора-практики на свете - это старые земские и армейские врачи, съевшие зубы и потерявшие волосы на всеобъемной низовой работе в глубинке, и не сделавшие карьеры по причине отсутствия амбиций и слабости к бабам и выпивке. Они плевали на трафареты. В полку был такой вольнонаемный старичок, нюхнувший лазарету еще чуть не в русско-японскую. Он заглянул мне под веки, постукал прыгнувшие коленки и проследил, как розовеет на коже мраморный след от проведения ручкой зеркальца.

- Нервный какой у вас мальчонка, - сказал он с каким-то игривым одобрением.

- Прямо артист. Переживает все, да? Балуете? Истерики бывают? Вообще не плачет? Ну, ты, конечно, герой, но вы это зря, нельзя же все внутри держать, лучше уж выпороть иногда, но пусть поорет. Что? Ничем не болен, езжайте спокойно, не будет у него утром никакой температуры. Боже мой, чему теперь учат, это обычный нервический припадок, впечатлительный мальчик переживает будущее путешествие. Вы что, Тургенева не читали, Толстого не читали?

   В тот год отпуск отцу дали зимой, и мы поехали в родной Ленинград. Курьерский "Москва - Пекин", купейные билеты оплачиваются, настольные лампы под абажурами и пепельницы над диванами. И вот любимого, первого и пока единственного внука ленинградская бабушка повела впервые в жизни в театр. Это был знаменитый театр марионеток Деммени, угол Садовой и Невского. Бабушка достала билеты во второй ряд середина и надела чернобурку и какой-то охрененный перстень.

  Она была жена профессора и полковника. Я был в матросочке и уже менее жиртрест - полным весом я их не опозорил. Давали "Мальчик-с-пальчик". И чем-то эта хренотень вызвала у меня опасения с самого начала. Я сказочку-то помнил. Там людоед людей жрал в ночном лесу. Этот сюжет не показался мне развлекательным. Я поделился опасениями с бабушкой, и она со странным легкомыслием успокоила, что все это куклы, маленькие, деревянные, и ничего страшного не будет. Для начала в зале погас свет и стало темно. Мне сделалось не по себе.

   Потом раздвинулся занавес - и ни фига там были не куклы!!! Там был здоровенный дядька и здоровенная тетка, и они сидели на старинной кухне, и освещение было мрачноватое, а разговаривали они какими-то натужными, напряженными, неестественными, чреватыми неизвестно чем голосами. Они двигались и разговаривали так, эти два человека, как нормальные люди себя не ведут. В этом было что-то неестественное.

   Это вызывало непонимание и тревогу. Что-то в них было не так, ох не так!.. Я вцепился в бабушкину руку. Тут появились очень симпатичные куклы на ниточках. Но голоса их тоже были... невеселые... необнадеживающие были голоса. Короче, веселья и радости эти голоса не сулили. И свет-то был на сцене какой-то мрачный, угрожающий. А тут еще музыка зазвучала - ну просто страшно стало от этой музыки. - А свет в зале зажгут? - прошептал я бабушке.

- Когда будет антракт. - А скоро будет антракт? - надежда во мне как-то воспряла. - Тебе разве не нравится? - Нравится... - с упавшим сердцем ответил я. Когда менялись картины, свет вообще гас, и это было вообще ужасно. Я пристроился к бабушке поплотнее. Я перед этим-то радовался, что пойду в театр! Я не мог подумать, что театр - это так... тоскливо и опасно: неинтересно и страшно, честно говоря, и не хочется нисколько, до конца бы досидеть. Тут вспыхнул синим и серебряным ночной лес, и братья-марионетки пошли по нему, и шептались они тревожно, и ждали беды. Ну, и попали в какой-то замок, где их должны были сожрать.

Я покрылся холодным потом. "Это же куклы", - успокоила бабушка. И тут вошел настоящий людоед!!! Здоровенный волосатый бородатый зубастый мужик с огромным ножом за поясом на толстом брюхе!!! Страшный и жрущий детей!!! Не помня себя, я заорал благим матом. Я зарыдал и усунулся бабушке в живот. (Много лет спустя мне стало казаться, что людоед слегка смутился.) Бабушка проявила твердость в воспитании мужчины, непосредственно переходящую в идиотизм, садизм и нарушение общественного порядка. Вместо того, чтобы вынести меня из зала к чертовой матери, она стала зажимать мне рот, качать на коленях и убаюкивающе шипеть в ухо, что все кончится хорошо.

Я отлепил лицо от ее брошки с камеей и обернулся на сцену. Там Людоед занес нож над одним из братьев-марионеток. Я издал вопль. По-моему, у Людоеда затряслись руки с ножом и едой. Рядом была очень доброго вида жена Людоеда, но она была тоже живая, большая и настоящая, и я завопил еще раз.

Да вы охренели!!! Людоеды!!! Что это!!! Тут бабушке прокомментировали чернобурку, ум и внука, и она понесла меня вон, причем я регулярно открывал глаза посмотреть, на сцене ли еще семья людоедов, и вопил как резаный, как сверлящий свисток, как под ножом! В фойе мне дали попить. Я не хотел пить. Я лязгал зубами по стеклу, давился и облился. Я был весь мокрый от пота.

 Вокруг нас похаживал невысокий полноватый и смугловатый мужчина, лысеющий со лба, со смоляной странной маленькой бородкой-эспаньолкой, он скрещивал руки на груди коричневого пиджака, потирал ладонью щеку, склонял голову на бочок. Потом он подошел и заговорил с бабушкой. Потом со мной. Это был Евгений Деммени. Он был в театре. Он наблюдал нетипичную и нежелательную реакцию. Он знал детскую психологию и редко ошибался.

- А ты знаешь, чем кончится эта сказка? - спросил он. Я кивнул, переставая всхлипывать. От него исходила очень добрая, неопасная властность. - Значит, ты знаешь, что людоед никого не съест, и все останутся живы? Я снова кивнул. - И ты знаешь, что это театр? И это артисты, и они потом будут кланяться зрителям. Я пожал плечами. Он улыбнулся, вздохнул и кивнул. - Реакция верная, - сказал Деммени бабушке, - но уж очень сильная и непосредственная. При том, что мальчик развитой. Очень впечатлительный. Ну - наша смена, артистическая натура. Он потрепал меня по голове и отошел. Бабушка поменялась местами на задний ряд. Я досидел, зажав уши и сжавшись за спинкой кресла. Годы спустя я еще успел встретиться с великим кукольным режиссером Евгением Деммени.

   В марте 1968 Ленинград отмечал его семидесятилетие: среди поздравлявших был и я - студент ЛГУ от университетской театральной студии чтеца. Деммени был сед, брит, крючконос, печален и счастлив. Он помнил этот случай - единственный в его практике: дети не плакали на спектаклях гения! - Вы были ребенок в совершенно дореволюционном стиле! - и он пошевелил пальцами, изображая кудряшки. 

 

ПЬЕСА-СКАЗКА 

Черевики. Пьеса для кукольного театра по Н. Гоголю.