Портной один на краю города, у реки Камы, жил. Вода под самые стены подходила. Домишко-то был старенький, ветхой, того и жди поплывет. Да как ни говори, – дом! Четыре стены, крыша, во дворе – сараюшка, хлевок, амбар... Стало быть, жить можно. А новой двор ставить – так ведь это денег надо. Может, не так и много, да не так уж и мало. А у него и вовсе денег-то не было, у портного этого, ни много, ни мало. Не велик был хозяин, хоть троих работников держал – старичка одного, да другого – горбатенького, да третьего – так, пьянюшку.
Ну, правду сказать, – не сладко жилось им у хозяина. Иной и не богат, да тороват. А этот не богат, да и скуповат. И щей-то ему жалко, и хлебца, а денег и того жальчей. То на харчах прижмет, то на зажитом обсчитает... Есть работа, с утра до ночи спину гни. Нет работы – задарма кормить не станет, задаст дела – дровец наколоть, да гряды вскопать, да забор починить... Не соскучаешь...
Вот раз послал он пьянюшку-то своего в амбаре дверь подстругать: постройка дряхлая, гнилая, оседает, – дверь-то и не открывается, как надо.
Ну, тот, конечно, взял струмент, пошел. Только это взялся он за рубанок – глядь – из-под стенки, эдак из правого угла, – козленок! Скок – и прямо к ему в колени. Славный такой козленочек, резвый, сытый.
Взял его работник да на плечо к себе и положил. Держит за ножки задние, гладит по шерстке и приговаривает: «Бяшенька! Бяшка!»
А козленочек посмотрел в глаза работнику и отзывается человечьим голосом:
– Бяшенька! Бяшка!
Испугался работник, руки развел, а козленок – оземь и опять – под амбар.
Скрылся, как не было его...
Побежал работник к портному. Так и так, говорит, происшествие! Неспроста, видать.
А портной и не слушает.
– Мало ли что тебе с пьяных-то глаз примерещится? И с чего пьет пьянюга, ума не приложу.
Так и прогнал работника, а сам на базар пошел. День-то как раз базарный был – пятница.
Вот идет он промеж рядов, и попадается ему на дороге старик-чувашенин.
Поманил он портного.
Тот подходит.
– Слушай, – чувашенин говорит. – У тебя в доме клад есть.
Тот смеется.
– Это еще где?
– А в амбаре. Как войдешь, так направо в углу – к реке.
– Какой у меня клад? Врешь ты, старый хрыч.
– Нет, не вру. Отрой – богат будешь.
А портной не верит.
– Ну, – говорит, – тебя! Вот еще выдумал!
– Коли не хочешь, как хочешь, – чувашенин говорит. – После каяться будешь. Станешь меня искать.
И пропал из виду.
А портной дома-то и раздумался.
– Что ж это я? Зачем старика упустил? А ну, как и вправду клад? Дай попытаю!
И пошел он искать этого чувашенина.
Искал, искал – вечером в субботу нашел.
Тот, как увидел его, засмеялся.
– Ай, люди, – говорит. – Зовешь – нейдет, уйдешь – зовет... Ну, ладно, пойдем твой клад доставать. Только я тебе наперед скажу – с работниками поделись. Хорошо поделись – не жалей! А не поделишься, так и знай: не дастся тебе клад. И коли в мысль тебе придет не делиться – пропало! В землю уйдет, из-под лопаты. Понял?
– Что ж не понять? – портной говорит. – Я поделюсь. Дармовое, дак не жалко.
– Ну, доставай икону хорошую, не нонешнюю, – старую, три свечки доставай, заступ... Да того работника позови, вот что козленка у амбара видал. Ему с тобой копать.
Вернулся портной домой, всех со двора отпустил. (Завтра-де праздник, гуляйте хоть до другого утра...)
А тому работнику, пьянюшке-то, говорит:
– Ты, брат, останься, не ходи со двора. Клад рыть будем.
– Ладно.
Ночью пришел чувашенин. Взяли они, что надо, и пошли трое в амбар.
Поставили икону, зажгли свечки.
– Ройте, – говорит чувашенин и место показал.
Ну, работник с хозяином роют, где приказано – в углу, а чувашенин молитвы читает, слова заговорные говорит, чтобы клад остановить!
Земля мягкая, сама под лопату идет. И вдруг стукнуло железо о железо.
Работник говорит: есть!
А портной думает:
«Есть-то есть, да не про твою честь! Неужто мне своим добром с эдаким пьянюгой делиться! Все одно – пропьет! Да и клад-то, я чай, на моем дворе, а не на евонном...»
Чуть подумал он про это, как грохнет споднизу: шум поднялся, икону за дверь выкинуло, свечки потухли, и загудел клад – в землю пошел.
А в амбаре темно стало, будто в яме, и давай этого портного по земле возить – возит да возит...
Чувашенин работнику говорит:
– Кинься на него! Упади.
Тот упал на хозяина, – так их двоих стало из угла в угол таскать. Уж насилу-насилу знахарь остановил заговорною молитвою.
Потом, значит, стихло все – ушел клад. Поднялся портной на ноги – еле живой.
А чувашенин говорит:
– Что ж ты, брат! Дармового жалко стало? Вот все и ушло. А теперь тебе в этом доме не житье, так и знай! Выживут тебя отсюда. Лучше уж сам уходи.
Портной видит, что плохо дело. Взял, да и переехал подале от реки, в другое место, повыше. Переселился-то, стало быть, повыше, а жить-то стал пониже – был небогат, стал вовсе беден.
И пенять-то, выходит, не на кого – не умел счастье взять.
А домишко евойный – с амбаром, с сараюшкой – весь, как был, на другую вёсну водой унесло. И следа не осталось.
